В славянской мифологии рыба является опорой земли. Возникло это представление из отождествления неба с водной средой. В русских народных заговорах сохранилось это древнейшее определение неба как «окиан-моря». Отсюда становится понятной соотнесенность туч с рыбами, плавающими в этом небесном океане. А из представления о том, что небесный свод-океан окружает землю, возникло убеждение, что сама земля располагается на спинах огромных рыб. О том свидетельствуют старинные памятники: «…но как тучи, эти небесные водохранилища, олицетворялись в образе великанских рыб, то отсюда возникло верование, что земля основана на китах-рыбах». Раз мир стоит на спине колоссального кита, то находится объяснение и причине землетрясений: «…когда чудовище это, подавляемое тяжестью земного круга, поводит хвостом – то бывает землетрясение». Количество китов, подпирающих землю колеблется от четырех до семи и связывается с гибелью мира: «Иные утверждают, что исстари подпорою земли служили четыре кита, что один из них умер, и смерть его была причиною всемирного потопа и других переворотов во вселенной; когда же умрут и остальные три, в то время наступит кончина мира». В книжных версиях в качестве опоры указывается именно кит. Так, в «Голубиной книге» Мать-Сыра Земля покоится на Ките рыбе; когда Кит двинется, придет конец миру; в стихе о Федоре Тироне земля стоит на Тит-рыбе и Кытра-рыбе (при этом кытр – мамонт). По другим книжным сказаниям, земля держится на «великорыбии», на «огнеродном ките», на «змее» Елеафаме или на «железном столпе».
Подобные же представления существовали у словенцев: земля держится на рыбе; когда рыба шевелится, происходит землетрясение. В варианте землетрясения происходят от того, что две рыбы, плавающие вокруг земли, иногда задевают ее хвостом, заставляя землю содрогаться. В представлениях сербов и венгров земля тоже покоится на рыбе, у поляков — на двух больших рыбах. В одной сербской рукописи XV в. говорится, что землю держит вода, воду — камень, а камень держат четыре золотых кита, китов же держит огненная река, а огонь держит железный дуб. У украинцев Закарпатья опорой земли служат два, лежащих крест-накрест, кита, у украинцев киевской области количество китов вырастает до трех. Мифологические сюжеты с Рыбой, в образе которой выступает Мать вода, владычица земных, небесных и подземных вод, с которой соотносились могущество, всеведие, плодородие, жизнь и смерть, в русской мифологии не сохранились. Следы этих представлений проступают в сказках и поверьях. Между тем, русский автор 15 в. писал о славянине-язычнике, что он «реку богинею нарицает а зверь живущ в ней яко бога нарицая требу творит»; в Европе амулеты в форме рыбы были известны с эпохи палеолита и до последнего времени».
Связь рыбы с плодородием выражается в «рыбной» символике свадебной обрядности. В русских святочных песнях есть тексты, где «брак представлен как ловля рыбы-невесты. …В некоторых жестко зафиксированных обрядом ситуациях женщина или девушка должна была копировать поведение рыбы, например, ползать. В Нижегор. губ. в случае согласия девушки на брак она прыгала в особый рыболовный снаряд – вятель. В Казанской губ. сваха клала за пазуху рыбачью сеть и кулечек, чтобы поймать невесту, как рыбу, и положить ее в него. …в качестве устроителя свадьбы порой бывает представлена и щука, видимо, как Царица Рыб восточнославянского фольклора».
Известно, что выход девицы замуж представлял собой переходный обряд, в котором невеста символически «умирала», чтобы «воскреснуть» уже в новом качестве. А смерть ассоциировалась с образом рыбы — посмертным воплощением человеческой души. Этим объясняются не только подробности некоторых свадебных обрядов, но подтекст всех сюжетов, так или иначе связывающих женский образ с рыбой. Сам образ девичьего свободного состояния выражается через образ рыбки, вольно плавающей по Дунаю. В архаичном белорусском варианте купальских песен, зафиксирован мотив брака с Дунаем тонущей в нем девицей. В западно- и южно-славянских песенных вариантах (реже – в восточнославянском) поется о «насильственном потоплении девицы в Дунае или сбрасывании туда ее тела». В украинской песне отождествляются вода и рыба в Дунае, его берега с частями тела и качествами погибшей. Героинями русских народных сказок выступают вещие и мудрые девы, плавающие в морских и речных водах то белыми лебедями, то златоперыми рыбами. «Пойманная на удочку и кинутая наземь, рыбка эта оборачивается красной девицей. выходит замуж за сказочного героя, всех пленяет красотою и всех превосходит силою чародейного ведения». В польском варианте этой сказки герой тоже ловит на уду-самоловку полудеву-полурыбу.
Исключительная связь Рыбы с плодородием выразилась в мотивах беременности, известных по русским народным сказкам. Беременность наступает от вкушения мяса рыбы или только рыбьего плавника. В одном из вариантов этой сказки пойманную рыбу съедает царица, остатки обгладывает кухарка, а помои выпивает корова. В результате все три персонажа одновременно рожают сыновей: Ивана-царевича, Ивана-кухарчонка и Ивана — коровьиного сына. В другом варианте царица съедает только «золотой» плавник златоперой рыбы и рожает сына-богатыря. Поскольку в мифологических представлениях облака и тучи отождествлялись с плавающими в небесном океане рыбами, золотой плавник рыбы может выступать как метафора огненного фаллоса — молнии, «оплодотворяющей» землю. В сербских песнях вила советует царю накормить бездетную царицу златоперой рыбой, и царица рожает змея(=молния). А.Н. Афанасьев указывает, что представление тучи рыбою у русских и немцев «сочеталось по преимуществу с щукою; ибо хищный, прожорливый нрав этой хорошо знакомой нам обитательницы вод и ее острые зубы всего более согласовались с старинными воззрениями, следуя которым тучи представлялись существами хищническими, поедучими, а молнии — зубами».
Образ щуки наиболее популярен как в мифологических представлениях восточных славян, так и в народных русских сказках. Так, представлялось, что транспортным средством мифическому Водяному служит щука (или сом) и сам он имеет вид пучеглазого голого старика с рыбьим хвостом. Считалось, что зимой он спит. В жертву ему в полночь приносили коня.
Образ гигантской щуки выступает в русской сказке, отражающей представление грозовых туч чудовищными рыбами. Сказка повествует, как мальчик-семилеток отправляется дрова рубить. Повалил деревья и понес их словно вязанку дров домой. Когда же он стал переправлялся через мост, увидала его морская рыба-кит (или рыба-щука), разинула пасть и сглотнула молодца вместе с топором и деревьями. Однако мальчик не растерялся, достал из кармана кремень и огниво, высек огонь и разжег костер в брюхе рыбы. Начала метаться по морю рыба от невыносимой боли, «из пасти дым столбом — точно из печи валит; поднялись на море высокие волны и много потопили кораблей и барок». Наконец выбросилась рыба на берег и издохла. Четверо суток пришлось прорубать мальчику отверстие в ее боку пока не вылез он «на вольный белый свет». Объяснение этой сказки кроется в представлении громоносной тучи чудовищной морской рыбой, а мальчик-семилеток, высекающий огонь в ее чреве, «принадлежит к породе мифических карликов, обитающих в облачных пещерах и приготовляющих там на сильном огне кузнечных горнов молниеносные стрелы». В сказке о Емеле-дураке щука выступает могущественной исполнительницей желаний героя: достаточно лишь знать магическую формулу, чтобы явилась щука и исполнила желание. И, наконец, всем с детства известен образ золотой рыбки из сказки А.С. Пушкина, исполняющей заветные желания.
Выступает щука и «героиней» многочисленных примет, поверий и загадок. По первой пойманной по весне щуке предсказывали будущий урожай: если икра в щуке была толще к голове — ожидали хороший урожай от ранних посевов, если — к хвосту, то от поздних посевов, а ровная икра предвещала посредственный урожай. Хребтовые кости щуки привешивали к воротам, как средство, предохраняющее от повальных болезней, а щучьи зубы носили при себе, чтобы летом не укусила ни одна змея. По мнению белорусов, увидеть рыбаку щуку, плывущей хвостом перед ним, означало что он не проживет более 3-х лет. Временами щука приобретала вселенские размеры, уподобляясь небу: гигантская щука тянется через все широкое море мостом и проглатывает корабли с товарами. Стальная чешуя рыбы прямо указывает на небесный свод, который мыслился твердым. Считалось, что вода, пролитая через щучью пасть, волчью гортань или змеиную голову, приобретала целебные свойства. Выступала щука и объектом загадок: «Щука хвостом махнула – лес погнула» — вихрь, дующий из туч; «щука-белуга хвостом мигнула, леса (травы) пали, горы (копны и стога) встали» — коса; «щука прянет, весь лес (нива) вянет» — серп.
Существовавшие верования о людях полу-рыбах были связаны с представлениями о загробном мире — в данном случае — подводном. На Украине существовало поверье о морских людях, половина тела которых человеческая, половина — рыбья. В русской мифологии известно представление об Ирии – стране блаженных рахманов, жители которой наполовину люди, а наполовину рыбы. «Рахманьский Великдень» – в четверг перед Вознесением или среда четвертой недели после Пасхи, был днем поминовения, связанным специально с заложными покойниками. Большой пласт верований связан с русалками — длинноволосыми девами с рыбьими хвостами.
Использованные материалы:
- А.Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, т.2, 1995г;
- А. Голан. Миф и символ;
- И.В. Люсиченко. Миф, ритуал и власть у восточных славян;
- Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора;
- Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции.
